Китайские панерайские сказы в редакции Ба Жо Ва.
ПЛЕКСИГЛАСОВЫЙ ПАМУШЕК
Наши мужики-то, гуанджовские, что в мануфактуре робят на Чжуцзян-реке, где самолучший панерай добывается, завсе впереди инпортных мастеровых были. Их инпортный панерай страсть какой скушный, то ли дело наш, гуанджовский. То стрелочку каку красненьку мастеровые поставят заместо черненой, то написание оранжевое зигзугом выведут. Оно, слышь-ко, пестренько, кривенько, а глаз в радости становится! А уж цену приказчик как в сто раз от тамошнего ниже назначит, так народишко ладошками просто схлопывает, за деньгами не жмется. С самого Пекину приезжали, да из Сам-Петербурху тож. И ведь материал пустой, копеешно дело, и внутри доброго ничего нет, а берут и еще просют. Уж и цифербламты с картону рядили, и люминову с пасты для зубного здоровья и протча всякого – все едино. Приказчик уж не знает, что и наладить, чтоб еще хуже стало. А тут слышь-ко, заснул в работе мастеровой наш, Люф Тынь и явилась ему Часовой Мануфактуры Хозяйка. А парнишко, хоть и сробленый за день, а глаз открыл, примечает. Хозяйка-то к Люф Тыню подходит, ножкой в танце выворачиват, кладет ему в руку железку холодну да говорит: «Вот тебе, Люфтынюшка, памушек плексигласовый за работу твою. Покажи приказчику, тебе послабление в работе выйдет и рису дадут знатно. Только никому не говори, что оригинал видел». Сказала – и пропала, как и не было. Тут Люф Тынь проснулся и побежал рассказывать, что стекляшки сапфировые обнаковенным оргстеклом подменить можно. И так этот памушек плексигласовый по сердцу стал, что, говорят, сам Бонатя на мануфактуру приезжал, дивился, да языком цокал. Как, говорит, мне это первому на ум не пришло. Ну, наш гуанджовский народ за погляд-от денег не берет. Показал все, как есть. Кто ж его знал, что Бонатя этот, чтоб его жиром задавило, к себе вернется, станет наш плексигласовый памушек у себя добывать, да продавать по цене в тыщу от нашего.
С той поры перестала являться Часовой Мануфактуры Хозяйка, только сказывают старики, иногда лапша из тарелок пропадает. А куда – неведомо.
КОМПОЗИТОВО ТЫРКАЛЬЦЕ
Ну, после того, как Бонатя у нас панерай-часы украл, потянулся народ в мануфактуру. Охота, вишь, гуанджовским мужикам заводским нос утереть. Дело-то к осеням шло, а Бонатя к тому времени нову забаву измыслил – композит называется. Внутри – порода люминивая, а снаружи вроде как подсохшим незнамо чем спачкано. Оно понятно дело, как таланту нет, так давай люминь этим самым мазать. Слышь-ко, к Бонате этому сам Фабержей приежжал, в руках вертел, только сторожко, чтоб не замараться. А Бонате охота себя хвастуном оказать, ходит вокруг, говорит по-иностранному: это, дескать, мы сами придумали, это своим умом дошли. Да кто б в сомнениях был, что своим. Композит этот, вишь, как рукой за него возьмешься, в гниль превращался да трухой опадал. Ну, наши гуанджовские покумекали чем Бог послал – а сробим мы композит лутьше бонатевского! И сказу ему об том не будет – уж один раз оплел, второго не случится. Ну, мужики наши от слова свого не отпорные, как сказали – так и сделали. Сварили дома в горшках детячьих композит, выбрали у кого краше глянется, да и сделали такой панерай, что мужики с соседних мануфактур глядеть приходили. Оно, знамо дело, не люминь никакой, самое что ни на есть китайское железо покрытием покрытое, сатином сатинированое, полиром полированое. С метра от бонатевского не угадать. Только той и разницы, что в бонатевский композит тыркнешься – он цветом сменяется, а рукой поведешь – на пол осыпается. А наш, гуанджовский композит – сплошное загляденье. Ну, взял наш приказчик новый панерай, вывел на нем цифры 375 и понес торговать. Да только Бонатя хитрей оказался. Взял и не стал свои 375 никому продавать. А мужикам говорит, мол, и не было их у меня никогда. Ну, раз не было, то и не было. Тогда и наши композиты брать зачем? Сплошной убыток вышел. А што хочешь? Стратехия бизнесу… Вот ведь подлость какая в человеках быват – ни себе, ни людям.
__________________
|