Скажите, а среди ваших знакомых есть люди что говорят про возможный крах общества?

[VoldemarVB]

Навеяло веткой на Ганзе в разделе «выживание…» «Камраден! А как родные/ друзья относятся к вашим рассказам о БП?» http://talks.guns.ru/forummessage/151/255647.html

Посколько на данном форуме весьма примечательное сообщество, интересно спросить, а есть у Вас друзья, что говорят о возможном крахе общества, про возможное разрушение государства, необходимость обзавестись жильем в удаленной сельской местности, про необходимость больших запасов всего необходимого для жизни? И как Вы реагируете на подобное?

Для иллюстрации того, чего опасается ряд людей у нас в стране (да и за рубежом в развитых странах) вот такой отрывок из не написанной художественной повести (участница под ником «Сталкерша»).

Начало цитаты. -------------------------

Ну, не важно в каком, тогда еще словосочетание Российская Федерация не употреблялась в том же контексте, что и Атлантида, Вавилон или Древний Рим. Многие думали, что все будет зловеще и величественно, прям как в Библии - всадники там бледные прискачут, земля развернется, ну и прочие голливудские спецэффекты в реале попрут, но все оказалось весьма банально - пришла толстенькая северная лисичка и нагло ухмыляясь навалила такую кучу, что мы и по сей день это дерьмо не можем разгрести.Знаете, бывают в истории такие точки отсчета, которые делят жизнь человека на две неравные части - <до> и <после>. Не даром ведь говорят <это было до войны> или <произошло уже после развала Союза>. Но вот что интересно, хотя про Развал и говорят точно так же, но никто ведь так и не определил дату его, так сказать, первого (или наоборот, окончательного?) прихода. Нет, конечно, все знаю, что сей зловредный пушной зверек с ценным мехом, заявился по нашу душу именно в 2014 году, но когда начинаешь допытываться более подробно, то едва ли не каждый называет свою собственную дату Развала. Для кого-то это 7 июля - день, когда было официально объявлено о дефолте, после чего рубль упал почти в восемь раз, а кто-то говорит о 18 декабря, когда к власти пришло Правительство национального спасения. Но ведь если вдуматься, то все началось намного раньше.
Я, как и большинство наших сограждан, очень долго не замечала первых признаков надвигающейся катастрофы, хотя уже тогда в воздухе витало какое-то напряжение, некая зловещая энергетика, какая всегда ощущается перед грозой. Вроде как все кругом хорошо, птички щебечут, ветерок ласково листвой шелестит, но уже чувствуется приближение яростных шквалов урагана и ослепительных вспышек молний. Однако это были всего лишь неясные предчувствия, которые, словно разряды статического электричества, спонтанно возникая, почти сразу исчезали без следа. Тем более, что монолитно-государственное телевидение не оставляло сомнений в том, что как бы не сложились цветные стеклышки в калейдоскопе вселенского бытия, будущее для Великой России все равно будет безоблачным. Конечно, были и зарубежные радиоголоса, все чаще и все настойчивей пытающиеся донести до вконец отупевшего от нефтяной халявы и иллюзорного изобилия россиянина мысль о неизбежности проблем уже в самом ближайшем будущем, но кто сейчас слушает радио? Тревожные сигналы в мозги заторможенного электората посылал и Интернет, но всемирная паутина слишком дискредитировала себя едва ли не ежедневными прогнозами конца света, публикуемых вперемешку с фотографиями Ксении Собчак в нижнем белье и <документальных> съемок вскрытия инопланетян. Поэтому даже когда гром все-таки грянул, поначалу большинство приняло его за всего лишь еще одно пиротехническое шоу. Именно поэтому конец света в Россиянии как всегда пришел абсолютно неожиданно.
Лично для меня конец света начался, когда я увидела, как маленький магазинчик в моем дворе громит толпа, почти сплошь состоящая из вполне прилично одетых людей. В оцепенении я стояла у окна и смотрела, как рассыпаются по асфальту разноцветный кульки и свертки вперемешку с осколками разбитых витрин. Самым страшным был даже не сам погром (слухи о таких вот экспроприациях в других городах циркулировали достаточно давно), а то, что погромщиками были не какие-то бомжи или уличные гопники и даже не вечно грязные таджики-гастарбайтеры с соседней стройки, а вполне нормальные люди, среди которых я даже узнал кое-кого из своих соседей. Почему-то именно этот факт и убедил меня в том, что мир окончательно рухнул и реальность, такая привычная и удобная, окончательно и бесповоротно разлетелась на миллионы осколков, словно зеркальная витрина от удара булыжника.
В тот вечер я еще долго стояла у окна, все надеясь, что хоть кто-то прекратит этот беспредел, но так никто и не появился: Ни милиция на УАЗиках с мигалками, ни частная охрана на раскрашенной эмблемами какого-то ЧОПа <Ладе>: Наступила эпоха всеобщего эгоизма и каждый теперь мог рассчитывать только сам на себя, а будучи убит или ограблен не мог рассчитывать на хоть чью-то защиту. Просидев у окна далеко за полночь, я набралась храбрости и, сходив в разгромленный магазинчик, набрала целую охапку разорванных и растоптанных кульков и пакетов, брошенных погромщиками. Тогда еще люди не овладели искусством мародерства в полной мере, считая хорошей добычей не пакет крупы или упаковку сосисок, а бутылку дорогого марочного коньяка или пригоршню золотых цепочек. Но очень скоро даже самые тупые поняли, что мародерство в данный исторический момент это не метод обогащения, а способ выживания. И вот тогда Большой Песец пришел по-настоящему.
Спустя пару дней, на улицах появились первые армейские патрули, а перекрестки <украсили> блок-посты огороженные стенами из бетонных блоков и мешков с песком. Никакого серьезного влияния на борьбу с валом уличной преступности, буквально захлестывающим город, это так и не принесло - те, кто хотел выжить, все равно могли рассчитывать лишь сами на себя, а солдаты предпочитали отсиживаться на блок-постах, лишь изредка патрулирую ночные улицы на бэтээрах и УРАЛах. А выживать (именно выживать, а не жить) становилось все труднее и труднее. Сначала позакрывались немногие оставшиеся не разгромленными магазины, на их место пришли стихийные рынки растущие, словно метастазы раковой опухоли. Торговцы собирались буквально на каждом свободном пятачке, оперативно стаскивая туда картонные коробки и скамейки, выломанные в ближайшем сквере и под охраной дюжины мрачных личностей в разномастном камуфляже, вели свой незамысловатый бизнес. Торговлей это было назвать нельзя хотя бы в силу того, что все сделки были скорее обменом ценностями, поскольку очень скоро стало ясно, что рубль, как денежная единица, не стоит даже той бумаги, на которой напечатан. Лишь первое время отдельные состоятельные счастливчики расплачивались неведомо как сбереженными долларами и евро, а потом окончательно наступила эпоха натурального обмена.
Все это время я провела, бесконечно блуждая по сотням расплодившихся базарчиков, пытаясь (иногда даже успешно) выменять хоть что-нибудь полезное для нынешней жизни в обмен на то, что когда-то оставляло смысл жизни в прошлом. Первым ушел на рынок замечательный южнокорейский телевизор <Самсунг> с экраном чуть меньшим, чем крышка письменного стола. Тогда еще из-за наличия электричества подобные вещи неплохо ценились, и в результате этой бартерной сделки я получила продуктов почти на четыре месяца более-менее сытой жизни. Следующим обреченным стал ДВД-проигрыватель, за который я умудрилась-таки выменять у прижимистой крестьянки аж целый мешок картошки, что для того времени можно было считать очень выгодной сделкой. А вот почти новую кофеварку <Скарлет> я просрала, причем практически в буквальном смысле этого слова - потащив давным-давно ненужный агрегат на рынок в надежде обменять на какую-нибудь крупу, я, поддавшись случайному порыву, отдала его за две банки сгущенки, которые по приходу домой и съела в один присест, намазывая на размоченные в кипятке сухари. Конечным результатом этой гастрономической оргии стало многочасовое бдение на унитазе, благо в то время канализация функционировала еще более-менее исправно.
С реализацией музыкального центра у меня вышла крупная промашка - именно в это время на город обрушилась первая волна веерных отключений электричества, и вся бытовая техника резко упала в цене. (И вправду кому нужен домашний кинотеатр, если свет дают хорошо, если на три часа в день?) Поначалу было дико видеть, как за разбитыми витринами магазинов сиротливо сгрудились супернавороенные домашние кинотеатры и плазменные телевизоры. Брошенные и никому не нужные, они почему-то напоминали мне гламурных декоративных собачек, всех этих пудельков и мопсов, которые вдруг надоели своим хозяевам и тут же оказались на улице. Когда-то они было желанны и престижны, украшая интерьеры элитных квартир и фешенебельных коттеджей, а теперь хозяева забыли про них, занятые куда более важными делами. Например, пытались выжить.
Одним словом, хотя вырученные за мой <Филипс> с пятидисковым чейнджером два пакет вермишели были скорее моральным утешением, чем реальным доходом, но тогда я радовалась и этому.
Последним я, скрепя сердце, рассталась с ноутбуком, <наварив> на этой сделке на удивление много. Электричество в большинстве спальных районов города уже начало переходить в разряд экзотических явлений, вроде северного сияния или шаровой молнии, и понимая бесперспективность обмена навороченного ноута на банку тушенки, я пошла ва-банк - смотавшись на армейский блок-пост и в два счета охмурив истосковавшегося по женскому обществу радиста, за пару часов зарядила аккумуляторы своего <Ровербука> после чего исчезла, оставив незадачливого сержанта в состоянии глубокого разочаровании. На следующий день я толкнула ноут на отдаленном рынке барыге-кавказцу с лицом не слишком обремененным интеллектом, продемонстрировав ему на экране какую-то эффектную игру-стрелялку с кровищей и взрывами. На вопрос <Как эта фыгня будэт работат когда батарэйка сядэт?> я небрежно ответствовала, что, мол, без проблем, все пашет от солнечных батарей, при этом демонстративно ткнув пальчиком в собственноручно наклеенные на верхнюю крышку ноутбука прямоугольные кусочки закопченого стекла. Столь дерзкая коммерческая операция позволила мне хорошенько затариться едой и протянуть до первых холодов, когда <неожиданно> для всех стало ясно, что этой зимой отопительного сезона не будет. Совсем.
С первыми же морозами на всех окрестных блошиных рынках синхронно подсочила в цене теплая одежда, но при этом нашлось очень мало желающих ее продавать. Именно в это время все окончательно осознали, что проблемы в стране из экономического кризиса плавно переходят в полную катастрофу, а нынешняя зима станет настоящим тестом на выживание, который сдадут увы, далеко не все. Лица людей на улицах как-то резко переменились, куда-то исчезли апатия и обреченность, теперь куда ни посмотри, кругом была видна какая-то отчаянная, даже бесшабашная удаль, эдакое чувство собственной обреченности, смешанное с желанием хорошенько повеселиться напоследок. При этом лишь незначительная, самая параноидальная, часть пресловутого электората предпринимала хоть какие-то существенные приготовления к предстоящей, страшной зиме. Из отрезков труб и старых железных бочек варганились печки-буржуйки, самые продвинутые и вовсе складывали внутри квартир настоящие печи. Почти в это же время электричество перешло в категорию умозрительных абстракций - при первых же сильных морозах решившие согреться самопальными обогревателями горожане напрочь выжгли все трансформаторы на районных подстанциях. Власти предприняли тогда первую и последнюю попытку ремонта, но все свелось к новым выгоревшим дотла трансформаторным будкам.
Приблизительно в это же время мне впервые по-настоящему повезло - умер сосед напротив, древний, но еще крепкий дедок с лихо закрученными усами, как у Буденного. Его супруга, чистенькая и трогательно-вежливая седенькая старушка, называвшая меня всегда не иначе, как <доченькой>, посвятила меня в свою тайну, которую она, вполне обосновано, боялась выдать первому встречному. Оказалось, что Иннокентий Кузьмич был не только заслуженным машинистом и ветераном труда, но и заядлым браконьером. Именно благодаря этому его курковая незарегистрированная двустволка и избежала повальных конфискаций легального огнестрела, организованного с истеричной поспешностью агонизирующей россиянской властью. Старушка панически боялась разглашать эту <страшную> тайну, будучи в силу совкового воспитания уверенной, что стоит только поделиться этим секретом хоть с одной живой душой, как ее тут же упекут в далекий сибирский лагерь вместе с убийцами и насильниками. Мне она решила довериться лишь по причине полной безысходности - к тому времени положенные пенсионерам социальные пайки не выдавали уже третий месяц, и старушка переборов страх, решила пуститься во все тяжкие, сменяв ружьишко <на что-нибудь покушать>. Я мигом смекнула открывшиеся передо мной перспективы и мгновенно согласилась стать посредником в совершении этой полукриминальной сделки.

[VoldemarVB]

Тогда в конце 2014 оружие еще не стало предметом свободной купли-продажи наравне с картошкой и мылом, а потому, как всякий эксклюзив, имело огромную ценность. К тому же оружейные рейды привели к тому, что оружие осталось на руках либо откровенных бандитов, либо состоятельных граждан, сумевших откупиться от заявившихся за стволами <конфискаторов>. А осенний взрывообразный рост преступности и вовсе повысил спрос на любой, даже самый завалящий ствол до немыслимых пределов, поскольку каждому стало ясно, что в самое ближайшее время уже сам факт обладание хоть каким-то оружием станет синонимом выживания. Именно поэтому я и согласилась сыграть роль посредника в продаже бесценного ружья. Причем в продаже самой себе.
Конечно, я вовсе не собиралась платить за него реальную (читай - просто фантастическую) цену, которую дали бы за него серьезные торговцы, благо Епилагея Илинична со своим хроническим маразмом навряд ли понимала истинную ценность предмета торга. (Угрызения совести, мучившие меня по этому поводу исчезли где-то через полминуты размышлений на эту тему. В конце концов не надо быть провидцем, чтобы понять тот простой факт, что нынешнюю зиму бабка все равно не переживет, а драгоценный <тозик> достанется случайному мародеры.) К тому же, к моей вящей радости, в комплекте с ружьем бабулька отдавала три десятка патронов с крупной дробью, но и полторы банки пороха, вкупе с полусотней латунных гильз и коробкой капсюлей. Это окончательно развеяло все мои сомнения в плане чистоплотности такого торга.
Сделка совершилась к всеобщему удовлетворению, Епилагея Илинична получила кроме муки и консервов еще и одну из двух печек-буржуек, привезенных мной со своей заброшенной дачи. Вторую, с приваренным баком для подогрева воды с превеликим трудом вытащенную из тесной бани, я предусмотрительно оставила себе. Однако, и тут пришлось понести немалые расходы - за вывоз печек из садового кооператива пришлось отдать двум жадноватым деревенским мужичкам полбанки бесценного пороха. Где-то в это же время начали исчезать армейские блок-посты. Поначалу с каждым днем уменьшался их численный состав - по ночам отчаявшиеся солдатики дезертировали поодиночке, унося с собой оружие и сухпайки. В конце концов, все кончилось тем, что один из отдаленных блок-постов, в котором из личного состава осталось лишь полдюжины офицеров, был захвачен какой-то бандой, грамотно снявшей часового, а затем вырезавшей так и не успевших проснуться военных. К приезду тревожной группы все стрелковое оружие, запасы продовольствия и топлива исчезли без следа вместе с нападавшими.
Спустя несколько дней, все оставшиеся войска и милиция были сосредоточены вокруг центра города и парочки пригородных элитных поселков. И тогда на улицы пришла настоящая анархия:
Самое первое убийство, произошедшее у меня на глазах, случилось уже на вторую ночь после того, как армия и милиция сдали город на откуп уголовникам и мародерам. Где-то за полночь на улице послышался шум драки, затем дикий, какой-то нечеловечески вопль, прерванный хлюпающим ударом, словно кто-то пытался обработать громадную отбивную кузнечным молотом. Затем все мгновенно стихло, лишь слышался удаляющийся топот обутых в тяжелые зимние ботинки ног. На утро в неверном свете зарождающегося дня я увидела скрюченный труп с размозженной головой, вмерзший в лужу крови посреди детской площадке. Как ни странно это зрелище, в иное время ужаснувшее бы до глубины души, не произвело на меня ровным счетом никакого впечатления - похоже, что внутренне я была уже готова к тому, что очень скоро подобное станет таким же обыденным явлением как дождь или закат.
Где-то в конце ноября снег лег уже окончательно и термометр за окном показывал ниже нуля не только ночью, но и днем. Окна многоэтажек ощетинились дымящимися трубами, а стук множества топоров стал непременным спутником каждого утреннего пробуждения - сограждане усиленно заготавливали дрова, вначале ломая скамейки во дворах, потом беседки в детском садике по соседству, а под конец взялись за немногочисленные тополя вдоль аллей. Все попытки отапливаться, сжигая мебель, не увенчались успехом - ДСП давало куда больше копоти и дыма, чем огня. Я тоже по мере сил поучаствовала в запоздалой подготовке к отопительному сезону, однако, вскоре окрестные источники топлива истощились, и дрова пришлось возить из ближайшей лесопосадки, благо до нее было не больше пары километров. Другое дело, что даже такой не слишком далекий путь был доступен лишь молодым и сильным, а старики, оставшиеся без помощи родственников были обречены на скорое вымерзание.
Приблизительно в это же время я впервые в жизни убила человека. Произошло это банально, вовсе не так, как в фильмах Роберта Родригеса, где главные герои сближаются в смертельном противостоянии под тревожно-пронзительную музыку Мориконе, а потом как и положено, включается эффект замедления времени и летящая вместе с пулей камера, эффектно пробивает голову главного злодея. Спасло меня только то, что сразу после приобретения двустволки я нашла в кладовке ржавое полотно ножовки и, обмотав один конец тряпкой, отпилила у ружья оба ствола и приклад, получив, таким образом, некое подобие старинного двуствольного пистолета, достаточно компактного, чтобы спрятать под одежду. Именно поэтому, когда плохо в освещенном переулке дорогу мне перегородили трое малолетних шакалов породы <гопник уличный обыкновенный>, я одним движением выхватила обрез из-под куртки и направила в брюхо самого высокого, явно вожак стаи. Наверное, я все же не стала бы стрелять, но в панике так крепко сжала оружие, что указательный палец невольно вдавил спусковой крючок...
Эхо от оглушительного выстрела еще гуляло между бетонными стенами, а двое уцелевших ублюдков уже скрылись под аркой, бросив третьего, корчащегося на земле с развороченным крупной дробью животом. Некоторое время я оцепенело смотрела на извивающееся на окровавленном снегу скулящее существо, еще совсем недавно бывшее наглым и уверенным в собственной безнаказанности самцом. В фильме какого-нибудь Джона Ву я должна была бы со звонким щелчком перезарядить обрез, выбросив на снег зашипевшую гильзу, и посмотрев в глаза поверженному врагу сказать что-нибудь многозначительное, пригодное для финальной фраза блокбастера, а потом выстрелом в упор добить умирающего. Но в жизни все оказалось совсем иначе - я просто постояла еще чуть-чуть и, спрятав оружие за пазуху, не торопясь, пошла по улице в сторону своего дома. В голове у меня была полная пустота, и рухну на кровать, я уснула быстро и безо всяких сновидений.В канун Рождества я была разбужена не привычным стуком соседских топоров, а многоголосым людским говором за окном. Вскочив с постели, и закутавшись в теплый плед, я, кинулась к окну и выглянула наружу. Перед подъездом собрались не меньше двух десятков соседей, окруживших какого-то незнакомого человека со старинным транзисторным приемником в руках, и что-то бурно обсуждавших. Сгорая от любопытства, я натянула обрезанные валенки на босу ногу, накинула шубу и выскочила во двор.
Протолкнувшись поближе, я стала жадно прислушиваться к доносящемуся из транзистора голосу. Но к моему глубокому разочарованию транслировали обращение какого-то Правительства национального спасения, которое объявило о свержение <преступного авторитарного режима> и введение чрезвычайного положения. Больше никакой конкретики в этом послании не содержалось, если не считать таковыми призыва <сплотиться вокруг патриотов России> и угрозы <дать отпор все врагам Отечества как внешним, так и внутренним>. По окончании обращения зазвучала <Патриотическая песня> Глинки. Комментировали собравшиеся радиообращение каждый на свой лад, от <Просрали Россию, козлы!> до <Ну, наконец-то наведут порядок!>, но лично я так и не поняла, с чего все так всполошились - один черт все эти склоки за кремлевской стеной никакого порядка в нашу жизнь не привнесут, а просрали Россию похоже, еще задолго до моего рождения. Домой я поднялась разочарованная до глубины души. Однако, в своем прогнозе я несколько ошиблась. Следующей же ночью меня разбудил отдаленный гул, похожий на звуки далекой грозы. Глянув в окно, я увидела зарево грандиозного пожара, встающее зловещим рассветом над центром города. Небо было сплошь прошито ослепительными стежками трассирующих пуль. Периодически треск автоматных и пулеметных очередей заглушался упругими хлопками взрывов, изредка вступали весомым басом то ли тяжелые пулеметы и автоматические пушки. Лишь под утро перестрелка поутихла, лишь изредка были слышны отдельные выстрелы или короткие, скупые очереди.
На утро я, вместе с толпой потянувшейся к центру народа, пришла к Белому дому. Собственно <белым> он уже не был - стены зияли пробоинами, а начерно закопченные оконные проемы скалились бритвенно-острыми осколками выбитого стекла. Периметр из бетонных блоков и плит был во многих местах снесен, а чуть поодаль дымилось несколько сгоревших грузовиков и бэтээров. Полуразрушенное здание областной администрации было окружено плотным кольцом военных, сплошь офицеров и прапорщиков внутренних войск, а вот милиции что-то не было видно совсем. Народ все прибывал, но люди вели себя как-то пришиблено, даже разговаривали вполголоса - видимо, сказывалась сюрреалистичность ситуации, когда посреди мирного, заметенного снегом областного центра солдаты расстреливают резиденцию власти, которой еще недавно преданно служили.
Потолкавшись в толпе, я из обрывочных сведений, выхваченных то тут, то там сумела-таки составить общую картину ночного боя. (А то, что тут был именно бой, сомнений не оставалось, достаточно было взглянуть на взорванные пулеметные гнезда и сорванный с опор шлагбаум при въезде). Звучала она приблизительно так:
Позавчера ночью в Москве произошел военный переворот. Возглавил путч генерал Родионов, командующий воздушно-десантными войсками, бросивший на столицу целую дивизию ВДВ. Десантники буквально за пару часов заняли все мало-мальски значимые объекты города, уничтожив оставшихся верными президенту и парламенту милицию и ОМОН. Поднятая по тревоги отдельная дивизия оперативного назначения внутренних войск имени Дзержинского не успела воспрепятствовать молниеносному захвату власти и уже на въезде в город втянулась в бой с десантурой, по слухам там и сейчас, спустя двое суток, периодически вспыхивают локальные стычки между десантниками и спецназом.
Наутро, чины из министерства обороны сформировали Правительство национального спасения, избрав президентом все того же Родионова, который первым же указом ввел в стране прямое президентское правление, назначив на должности генерал-губернаторов командующих военными округами. Ко всему прочему тут же им были подписаны списки лиц подлежащих немедленному аресту, в число которых угодила и большая часть ныне действующих мэров и глав областных администраций... Понятное дело, что уютно устроившиеся за годы путинского застоя, чиновники вовсе не хотели покидать свои роскошные кабинеты и переезжать в сырые и неотапливаемые тюрьмы, а потому попытались саботировать указы новой власти, призвав на помощь оставшуюся верной милицию.

[VoldemarVB]

Но, даже не смотря на то, что армия, в отличие от МВД, была серьезно ослаблена массовым дезертирством рядового состава, силы были явно не равны - армейцы, куда лучше вооруженные и имеющую бронетехнику и артиллерию, в считанные дни смели казавшуюся абсолютно незыблемой административно-командную вертикаль в регионах. В нашем областном центре произошло приблизительно то же самое - вэвэшники, сняв ночью с охраняемого периметра большую часть личного состава, взяли штурмом здание областной администрации, повыкидывав из окон засевших там немногочисленных ментов. Временную администрацию возглавил командир <вованского> полка.
Побродив еще по заснеженной площади вокруг полуразрушенного здания, я пошла домой со странным чувством, как будто побывала на похоронах какого-то не очень близкого, но все же хорошо знакомого человека. Впрочем, если вдуматься, то именно на поминках по навеки исчезнувшему политическому режим я и побывала. Новый год мне запомнился чуть большим количеством ночных потасовок, с пьяными воплями и матом - общество бурно прощалось не только с прошедшим годом, но и с навеки канувшим в Лету жизненным укладом.
В конце января в городе произошло то, что историки Древнего Рима назвали <нашествием варваров>, вот только <варвары> эти не вторглись из далеких заморских земель, а напротив, были, плоть от плоти города - в последних числах месяца взбунтовалась колония особого режима на окраине. Подробности этого бунта я узнала лишь спустя несколько лет от одной знакомой, которая служила там заместителем начальника колонии по воспитательной части.
Тюрьма была переполнена заключенными, как отбывавшими срок с докризисных времен, так и осужденных за грабежи и убийства в последние месяцы. Камеры были переполнены, отопление осуществлялось самодельными печками, для которых вечно не хватало дров, а питание было настолько скудным, что случаи смертей от истощения вовсе не были чем-то из ряда вон выходящим. А в конце первого месяца нового, 2015 года, администрации ИТУ стало понятно, прокормить всех зэков до весны не удастся. Получив подобную шокирующую информацию, новоиспеченный глава временной администрации принял по-военному прямое решение - ничтоже сумняще, он приказал попросту уничтожить часть наиболее опасных уголовников, дабы остальные смогли хоть как-то протянуть на скудных запасах, хотя до весны. Понятное дело, что выполнить такой откровенно бредовый приказ никто не спешил, и сотрудники ИТУ затаив дыхание, с ужасом ожидали приказа начальника колонии. Неизвестно, чем бы кончилось вся эта история, если бы какой-то доброхот не додумался сообщить зэкам об их возможной участи.
Как именно начался бунт, точно не знает никто, но буквально за несколько минут вырвавшиеся из камер заключенные овладели тюрьмой и с отчаянием обреченных ринулись на штурм сторожевых вышек. Конечно, прежде чем погибнуть, часовые успели расстрелять немалую часть нападающих, но все же большинство зэков вырвалось в город, причем кое-кто с трофейным оружием в руках, в результате чего перепуганные горожане получили Варфоломеевскую ночь и <Утро стрелецкой казни> что называется <в одном флаконе>.
К счастью боеприпасов у заключенных оказалась не так уж и много, а армейские подразделения, контролирующие город были все еще достаточно сильны, чтобы если не остановить, то хотя бы как-то сбить волну уголовного беспредела. Несколько дней в городе почти непрерывно гремели выстрелы и рычали моторы бронетранспортеров - армейцы зачищали город от разбежавшихся урок. О каких-то арестах и задержаниях речи уже не шло - оказавших сопротивление или даже просто подозрительных личностей расстреливали на месте, а потому при этом полегло немало вполне добропорядочных граждан. Все это время я безвылазно просидела взаперти, боясь даже высунуться на улицу и слышала, как на вторую ночь в квартиру Епилагеи Илиничны вломились какие-то уроды, высадив тонкую фанерную дверь. Отчаянные крики старушки, наивно попытавшейся позвать на помощь соседей, были прерваны глухим ударом:
Через некоторое время, как видно не найдя чем поживиться в квартире бедной бабульки, уроды начали ломиться ко мне, решив, что за такой замечательной железной дверью уж наверняка есть что-то очень ценное. Сообразив, что просто отсидеться мне не удастся, а даже самая прочная стальная дверь рано или поздно не выдержит напора стаи разгулявшихся отморозков я, не долго думая, зарядила в обрез специально заготовленный холостой патрон и пальнула в прихожей, так что уши заложило, попутно, рявкнув, что если они, петухи фаршмачные, сейчас же не срыгнут, то за сохранность их очка я не ручаюсь. Ответом мне был топот убегающих вниз по лестнице ног.
На третьи сутки зачистка пошла на убыль, основная масса беглых уголовников была либо уничтожена, либо разогнана по подвалам и брошенным владельцами бесхозным квартирам, однако и армейцы понесли немалые потери и, что самое важное, потратили практически все запасы топлива и боеприпасов. После этого все уцелевшие армейские подразделения были стянуты на территорию полка внутренних войск, где и разместилась временная администрация области. Лишь на выезде из города еще остались небольшие заставы, вяло пытавшиеся помешать вконец отчаявшимся людям, покинуть город.
В начале февраля ситуация с продовольствием в городе обострилась до крайности - рынки практически опустели, жители окрестных сел смекнули что почем и перестали отдавать картошку и мясо за никчемные МР3-плееры и сотовые телефоны. Более менее ценились оружие (но его никто не продавал) и теплая одежда (однако, и тут спрос на порядок превышал предложение). Голодные и растерявшие последние остатки морали люди пытались выживать кто как может - мужики сбивались в стаи и промышляли грабежами, а женщины пошли традиционным путем, предлагая в качестве товара в бартерных сделках самих себя. Но большую часть этих жриц любви составляли бабы с явными симптомами таких заболеваний, которые делали даже сближение с ними с подветренной стороны небезопасным занятием, а уж о занятии любовью без скафандра высшей биологической защиты нельзя было и помыслить, поэтому нива секс-услуг так и осталась толком не паханой. На улицу стало страшно не только выходить, а даже просто высунуться из подъезда - шанс получить по голове монтировкой прямо в подъезде собственного дома был куда выше вероятности найти хоть что-то съедобное в полумертвом замерзающем городе. Когда у меня закончились продукты, я решилась на крайние меры - спрятав обрез под стареньким пуховиком, пошла в соседний микрорайон - грабить. Объект экспроприации я выбирала не слишком долго - самыми беззащитными, но при этом имеющими при себе хоть что-то ценное, были немногочисленные уличные торговцы. Моими жертвами стали неопределенного возраста мужик, тащивший на пару с замурзанного вида теткой здоровенную тележку, набитую баулами и пакетами. Единственное чего я боялась, так это физического сопротивления, поскольку тогда бы уж точно пришлось пристрелить этих куркулей на месте, но, увидев направленные на них два ружейных ствола, парочка так перетрухнула, что даже не смогла внятно ответить на вопрос о содержимом тележки. Пришлось самой, положив торгашей мордами в снег, потрошить сумки, выбирая лишь самое необходимое и полезное, причем в том объеме, что я смогла бы унести самостоятельно. Моей добычей стали консервированные овощи, тушенка, несколько пакетов спагетти, три упаковки чая, огромная пачка галет и (о чудо!) небольшая коробка шоколадных конфет. По быстренькому связав разнесчастных жертв разбойного нападения их же собственным тряпьем, я помчалась домой, где тут же, не жалея дров, раскочегарила буржуйку и поставила на огонь кастрюлю с водой.
Через полчаса я уже уплетала спагетти вперемешку с тушенкой, закусывая галетами. Охаляпнув здоровенную тарелку давно забытого на вкус итальянского деликатеса, я нашла в себе силы сделать небольшую передышку в приеме пищи и стала нетерпеливо ждать когда, наконец, закипит сверкающий никелированными боками чайник. На улице уже стемнело и пламя из приоткрытой ДВЕРЦЫ печки освещало кухню. Язычки пламени, словно живые, плясали на красиво переливающихся углях: Я возлежала на диване впервые за долгое время сытая и счастливая, прихлебывала горячий чай и медленно, и со смаком поедала конфеты с ромовой начинкой. Наверное, именно в этот момент я и поняла, что жизнь после конца света будет не совсем такой уж ужасной и беспросветной, как мне казалось сразу после Развала. Ведь можно будет вот так запросто лежать и не думать об опостылевшей работе, выплатах по кредитам, жирных начальниках-уродах с потными ручонками, лицемерных подругах-кровопийцах и развратных кобелях-ухажорах. Всего этого попросту больше не существует.
В следующий раз я <пошла на дело> через неделю. На этот раз я предусмотрительно захватила с собой старый отцовский рюкзак, дабы не ограничивать себя в объеме экспроприированных ценностей. Но все пошло вовсе не так, как я ожидала.
Два мужика, впрягшихся в постромки солидного размера четырехколесной телеги, не захотели безропотно делиться захомяченным добром и одновременно кинулись на меня с бармалейского вида тесаками. Спасло меня только то, что один из нападавших споткнулся, запутавшись в упряжи. Второй умер мгновенно, получив заряд картечи прямо в грудь. Пока уцелевший мужичонка, истерично матерясь, выпутывался из веревок и ремней, я успела перезарядить обрез и прицельно снесла ему голову дуплетом из двух стволов.
Стараясь не смотреть на окровавленные трупы, скорчившиеся на пропитанном кровью снегу, я наскоро осмотрела содержимое телеги и тут же поняла, насколько мне повезло - пластиковые мешки оказались забиты мороженым мясом и салом. Содержимого вполне хватило бы не только, чтоб протянуть до весны, но и для осуществления самых заманчивых коммерческих операций. Конечно, и речи не было о том, чтоб самой тащить неподъемную телегу несколько километров до моего дома и я решила пойти на хитрость - скинув в ближайший канализационный колодец уже начавшие коченеть трупы, я старательно ликвидировала все следы побоища, тщательно присыпав снегом кровавые пятна. Затем, собравшись с силами, перетащила большую часть набитых мясом мешков в ближайший гаражный кооператив, где и спрятала их, рассовав по переполненным мусорным контейнерам, завалив сверху всяким хламом. Затем впряглась в телегу и потащила добытое нелегким мародерским трудом по заснеженным улицам, оставляя за собой глубокую колею:
Наверное, никогда в жизни я не уставала так сильно, как в тот вечер. Если поначалу тележка была просто тяжелая, то через пару сотен метров она словно потяжелела втрое, а еще через сотню казалось, что на нее незаметно подсел нагловатый слон-попутчик, тайком заныковшийся промеж трофейного мяса. Ремни врезались в плечи, сапоги проваливались в снег, кроша наст, но я с методичностью машины переставляла ноги, понимая, что если остановлюсь, то скорее всего, уже не смогу подняться. Ввалилась я в подъезд в полуобморочном состоянии, но безмерно счастливая от осознания ниспосланного судьбой богатства. Посидев на бетонных ступеньках и чуть было не заснув, я все же собрала все оставшиеся силы и сволокла твердое, как сосулька мясо к себе в квартиру, а потом повалилась спать даже не раздеваясь. Однако, не смотря на смертельную усталость, спала я плохо, ворочаясь и периодически просыпаясь. Возможно, какой-то идеалист и подумал, что меня мучила совесть за двух невинно убиенных человек, но на самом деле меня куда больше волновала судьба драгоценного мяса припрятанного так небрежно.
(обрыв цитаты из недописанного романа)

[strapsimus]

кто нить это осилить сможет

так просто любопытно

даже если там про баб и часы с автомобилями

[Happy]

краткость сестра таланта

[Куролесов]

Сообщение от VoldemarVB

Навеяло веткой на Ганзе в разделе «выживание…»

Выживальщики и самооборонщики - больные люди. А так как Вы сейчас на часовом форуме, то и болеть следовало бы другим. Набрав избыточное число подобных болезней, можно стать опасным для общества.

По существу вопроса: Текст читать начал, но слишком много букв. В любом случае, почти никогда не удаётся постелить соломку туда, где она впоследствии пригодится. Так какой смысл переживать напрасно?

[Andrej]

Настоящий самооборонщик всегда найдёт от кого самооборониться .

Так и с выживальщиками.

[CHE_BUR]

ВольдемарВБ.....я с ужасом жду тему "А есть ли среди ваших знакомых кто-то, кто думает о войне и мире?" Ну а там соответственно запостите бессмертное произведение Л.Н. Толстого?

[TooZ]

Да это ж невозможно читать. Ну хоть бы абцазы выделили, все ж сливается. Что за отношение такое к друзьям и соратникам?

[Arkadok]

Сообщение от VoldemarVB

вот такой отрывок из не написанной художественной повести (участница под ником «Сталкерша»).

В субботу в Москве до 39-40 по Цельсию. Вот это бы пережить всем в добром здравии! А "бардак" всегда рано или поздно упорядочивается, я уже писал. Мы за последние 25 лет такого напережили и навидались, что лично мне уже ничего не страшно. "Бардак" вокруг себя стараюсь "лечить симптоматически", и если в "малом окружении" добиваюсь какого-то порядка, то радуюсь жизни. Если не удаётся, сужаю круг общения и опять радуюсь. А про "концы света" переживать зряшное занятие, уважаемый VoldemarVB, это нам всё-равно неподвластно.

P.S. А знакомые такие есть, конечно, волнуются почём зря. Но у меня друзья в "Кащенко" хорошие, всегда помочь и им и мне могут.