[OddyRash]

У нас дома собака живет. Большая собака, мастиф, Зойкой ее зовут. Добрая очень, только котов не любит, а заодно и всю другую четырехногую и пернатую живность в округе. Ну, что тут поделаешь — не любит, и не любит.
А еще у нас дома часы есть, с кукушкой на батарейке. Кукушка в доме поселилась раньше Зойки, и каждый час свои положенные «ку-ку, ку-ку» долдонит, лет пять как уже. Собака кукушку невзлюбила сразу — может за натуральность долдонства, может потому, что дотянуться до нее не может.

Только для Зойки это не повод отступаться. Говорю ж, мастиф — благородных кровей леди, сдохнет скорее, чем от своего откажется. И вот уже год, каждый час когда кукушка вылезает из своего дупла, собака садится напротив и начинает гавкать.

Вы слышали, как лает стокилограммовая мастифиха? Нет? Я вам завидую. Потому что мастифиха может лаять даже и негромко, но мимо ушей ее мнение пропустить сложно, нереально практически. Впрочем, мы в конце концов научились не обрашать внимания, иначе б давно с ума сошли.

Сами представьте, каждый час одно и то же: «Ку-ку, ку-ку!.. ГРРАФ-ГРРАФ! Ку-ку, ку-ку, ГРРАФФ-ГРРАФФФ!» И так до конца боя. Ага, и в двенадцать ночи тоже, ровно двенадцать раз. Честное слово, мы пытались собаку отучить, чего только не делали — бесполезно.


Жена в сердцах хотела кукушку демонтировать, но тут уж я в позу встал — еще не хватало у собственной собаки на поводу идти, да будь она хоть трижды аристократических кровей! Так и привыкли не обращать внимания.

А сегодня оно случилось, в семь вечера. Я даже не сразу понял что, я в другой комнате сидел в это время. Услышал только привычный скрип открывающихся кукушкиных ворот (это китайские часовщики почему-то решили, что дупло со скрипом открываться должно), услышал первое «Ку!..», и первое «ГРРАФФФ!…» в ответ, а потом вдруг стало тихо, на целых три секунды.

А потом я услышал плач, иначе это не назовешь. Сначала плач был тихим, потом он стал громче, потом совсем громким. Из кресла я вылетел кубарем, не знаю точно что именно я думал в это время, но липким потом покрыться успел.

Вбегаю в прихожую где живет кукушка и вижу картину: на полу перед часами сидит Зойка, и по ее и так грустной мастифьей морде бежит слеза. Зойка, не отрываясь смотрит на тупо молчащую кукушку, свесившуюся из дупла, и плачет: «Ау!….. Ау!…».

Ритмично плачет, в том же темпе как она весь этот год на кукушку рычала. И лапой в сторону пластмассовой птахи делает, то ли пожалеть, толи помочь ей хочет, но не достает…

Объяснять Зойке, что пластмассовое чучело ни помереть, ни заболеть не может, я не стал. Просто опрометью кинулся за новыми батарейками, подтрясывающимися руками их поменял, и вернул стрелки назад, на семь часов. Кукушенция, как и ожидалось, по смене батареек заползла со скрипом внутрь, потом с тем же скрипом вылезла обратно, и задолдонила привычное «Ку-Ку».

Ну и «ГРАФФ-ГРАФФ» в ответ было оглушительным, Зойка разве что не плясала, и с таким собачьим счастьем она на меня смотрела, наверняка решила, что я самый великий в мире доктор.

В восемь вечера все было в порядке. Ку-ку и ГРРАФФ-ГРРАФФ эхом ходили по дому. Зойка по-прежнему хотела добраться до кукушки и сожрать ее. Все, как обычно…