Что такое часовое искусство? Для большинства его синонимом является сам часовой механизм, его сложность и красота гравировки.
А все остальное: корпус, циферблат, инкрустация - воспринимаются скорее как достойное оформление. Между тем не стоит забывать, что часовое искусство с самого начала появилось, так сказать, в комплексе . Если бы дело касалось только механики, то наручные часы не будоражили бы воображение современных ценителей роскоши
Без фальши
Если мы говорим о больших часах, то механика в них тесно соседствовала с архитектурой, скульптурой и живописью. Что касается карманных, а затем и наручных часов, то ювелиры, граверы и художники-миниатюристы сделали не меньше для возвеличивания часового искусства, чем сами часовщики.
Собственно, еще неизвестно, кого в большей степени можно было бы назвать часовщиком в XVIII веке: безвестного мастера из королевских мастерских Версаля, который собирал безликий механизм, или придворного ювелира, придававшего этому механизму великолепный завершенный вид и создававшего уникальный и красивейший корпус.
Даже сам Авраам-Луи Бреге испытывал не меньшую гордость от изобретения им гравировки гильоше на циферблате, знаменитых стрелок, впоследствии получивших его имя, и довольно хитрого способа ставить собственную подпись, которую было видно только под определенным углом (все это делалось ради защиты от подделок), чем от изобретения того же турбийона.
И, в конце концов, если заслуги мастера как механика известны в первую очередь все-таки знатокам и коллекционерам, то его достижения гравера и ювелира знает каждый, кто просто хоть раз в жизни покупал себе хорошие швейцарские часы. Потому что при слове часы человек все-таки в первую очередь представляет себе не механизм, а циферблат.
И здесь не последнюю роль играет материал, без которого невозможно представить себе современные наручные часы, но которому в истории часового искусства уделяется незаслуженно мало внимания. Эмаль - это неотъемлемая часть
Haute Horlogerie, о которой известно, наверное, меньше, чем о бриллиантах в инкрустации, которые уж точно - элемент факультативный.
Между тем сегодня все больше престижных марок выпускают часы не просто с эмалевым циферблатом, а возрождают традиционное искусство эмальерных миниатюр, украшающих корпус и циферблат. И на часовых салонах из уст представителей швейцарских компаний наряду с уже привычными терминами
Tourbillon, Reserve de Marche и
Grand Sonnerie звучат не менее интригующие
Cloisonne, Champleve или
Grand Feu.
При слове часы человек в первую очередь представляет себе не механизм, а циферблат. И если механика может внушать сомнения, то эмальерная миниатюра - вещь на 100% подлинная.
А все потому, что чем сильнее в часовое искусство возвращаются традиционные, можно даже сказать, средневековые ценности, и в первую очередь ручная работа мастера, тем больше внимания уделяется техникам, которые действительно можно выполнять только вручную. В этом отношении эмальерная живопись очень похожа на часовую механику, а в чем-то даже выигрывает.
Как и создание механизма, эмальерная миниатюра - это кропотливый труд человека в течение многих часов, требующий точности каждого движения, чтобы получился практически шедевр. Как и часовая механика, эмальерная миниатюра является ценнейшим произведением искусства и человеческой мысли. Но в отличие от тех же механизмов, миниатюра на эмали практически не испытала на себе влияние технического прогресса. И если сегодня часовым мастерам приходится чуть ли не насильно возвращать себя в прошлое, то эмальеры пользуются теми же инструментами, художественными техниками и даже материалами, что и их предшественники 300 лет тому назад.
К тому же, если механизм в часах может внушать сомнения относительно аутентичности (не случайно же швейцарские часовщики так упорно борются за ужесточение правил маркировки Swiss Made), то эмальерная миниатюра - вещь на 100 процентов подлинная. Вы приобретаете реальную ценность, которая сохранится еще долгие годы. Кстати, долговечность - еще одно из уникальных свойств эмальерной живописи. В отличие от обычной, она не старится, не распадается под воздействием света и влажности, не меняет цвет и не выцветает.
И, наконец, если красота механики постигается не сразу, то эмальерная живопись - это фасад часового искусства, то, что окружающие видят в часах в первую очередь. К сожалению, мы знаем об эмальерном искусстве крайне мало, поскольку довольно долгое время оно встречалось столь редко, что многие считали его едва ли не утерянным.
Расплавленное стекло
Вначале стоит уяснить, что такое эмаль сама по себе. Это ближайшая родственница стекла и фарфора - похожий на стекло материал, получаемый в результате обжига смеси кристаллов кремния, буры (тетраборнокислотного натрия) и магния.
Ее можно окрашивать в различные опенки путем добавления окислов металлов (кобальта, меди или серебра). При интенсивном нагревании она плавится подобно стеклу. Вначале художники освоили то, что сегодня называется
Grand Feu, (гранфё - горячая эмаль ), то есть нанесение порошка эмали на металл с последующим обжигом, которая позволяла создавать цветные вставки, схожие с инкрустацией драгоценными камнями.
Эмалевые вставки в украшения и посуду
Grand Feu использовались уже мастерами прикладного искусства Древнего Египта, Индии и Китая, особой популярностью пользовалась смесь магния и кобальта, разогретая до температуры 1200 градусов, которая после застывания превращалась в мерцающий однородный материал глубокого синего цвета.
Впоследствии в Византии появилась своя разновидность
Grand Feu, которая вместо темно-синей была ярко-голубой, сегодня этот вид эмали получил название
Tourquise (туркуаз). Она фактически заменила столь популярные в ближневосточном мире вставки из бирюзы.
Благодаря своим свойствам, эмаль была легче в обработке, чем ювелирные камни, а выглядела не менее роскошно и красочно, поэтому была даже популярнее драгоценной инкрустации.
Художниками древнего мира были также освоены техники выемчатой
Champleve (шамплеве) и перегородчатой
Cloisonne (клуазон) эмали, известные нам и сегодня. В первом случае в металле отпечатывается рисунок, который потом заливается разноцветной эмалью, а во втором - контур рисунка создается с помощью тончайших перегородок из нитей металла, чаще всего золота.
В основном эмалевый рисунок использовался для украшения кубков, ваз и прочей интерьерной утвари. Наибольшего совершенства техника выемчатой и перегородчатой эмалей достигла в произведениях прикладного искусства Византии (X-XV вв.). С усилением роли церкви расширился круг применения изделий с горячей эмалью. Благодаря своим свойствам, она была легче в обработке, чем ювелирные камни, а выглядела не менее роскошно и красочно, поэтому, кроме ювелирных изделий и посуды, эмалью начали украшать предметы церковного обихода: иконы, оклады, церковные книги и другие предметы культа.
Именно в таком качестве эмаль
Grand Feu, известная у нас под названием финифть , пришла и в Россию. Как прямые наследники греческой культуры, мы вначале (XIV-XV вв.) использовали эмаль как фон на литых и чеканных изделиях, а к XVI веку освоили и рисунок перегородчатой (сканной) эмали, которым покрывали всю туже церковную утварь.
Пока восточные традиции декоративного искусства отводили эмали роль чисто оформительского материала (скорее схожего с чеканкой или инкрустацией - ведь не случайно эмалевые вставки ценились русскими царями не меньше, чем драгоценные камни), в Европе эмаль превратилась в полноценную художественную отрасль. И произошло это благодаря появлению первых карманных часов.
Картина на шее
История карманных часов берет свое начало приблизительно в 1510 году. На самом деле, их в то время никто не носил в кармане, как это стали делать почти два века спустя. Они висели на цепочке, которую надевали на шею. Поэтому более правильным в данном случае будет английский термин pendant watches, что буквально переводится как часы-подвески .
Вначале часы имели шарообразную форму и только к 1630 году приобрели знакомый нам вид: круглый корпус с крышкой, предохраняющей циферблат.
Естественно, при достаточно сомнительной точности механизмов и штучном производстве часы на шее воспринимались в первую очередь как украшение и признак статуса. Поэтому над их оформлением трудились не меньше, чем над наградными знаками.
Вначале часовые мастера использовали для инкрустации корпусов и циферблатов уже хорошо знакомые техники клуазон и шамплеве (Cloisonne и Champleve). В принципе, они обе сохранились до наших дней и пользуются большой популярностью у современных часовых марок класса люкс. В техническом плане оба вида рисунка невероятно сложны и требуют кропотливой точной работы, особенно, когда речь идет о небольшом пространстве циферблата.
Для рисунка
ChampLeve мастер тончайшим лезвием вырезает в золотой основе миниатюрные ячейки, куда затем слой за споем заливает разные оттенки горячей эмали.
Cloisonne еще сложнее, поскольку в его основе лежит сетка из золотой нити, длина которой иногда превышает 100 метров, а толщина не больше волоска. В эту сетку также заливаются отдельные разноцветные фрагменты эмали, которые создают целый рисунок. Саму золотую нить после этого в изображении можно разглядеть только под лупой, поэтому рисунок
Cloisonne получается более детальным и натуралистичным, чем
Champleve.
Чтобы сравнить оба вида эмальерного изображения, достаточно взглянуть на модели
Santos 100 Facon от Cartier и
St. Basil от
Ulysse Nardin. В первом случае изображение сокола на циферблате
Cartier выглядит очень ювелирным и претендует на красочность и роскошь, а не на достоверность. А храм Василия Блаженного у
Ulysse Nardin прорисован до мельчайших деталей.
Но даже
Cloisonne по степени художественной выразительности не может соперничать с настоящей живописью, поскольку не передает ни глубину изображения, ни оттенки, ни игру светотени.
Эмальерное искусство так и осталось бы в категории прикладных ювелирных техник, если бы в XVII веке не появилась поистине революционная эмальерная миниатюра - полное воспроизведение настоящей живописи на небольшом пространстве эмалевого циферблата. Эмальерная миниатюра появилась одновременно с часами и стала их вторым лицом .
Эмальерная живопись - очень скрытое искусство
Из шести эмальеров-миниатюристов, работающих в Швейцарии, трех можно увидеть на мануфактуре Jaeger-LeCoultre. Это легендарный мастер Миклос и два его ученика, и все они создают модели для уникальной серии часов Reverso a eclipse.
Один из художников Кристоф Бернадот демонстрировал искусство эмальерного рисунка всем желающим на стенде марки во время Женевского салона, а также согласился раскрыть секреты этой профессии
- Кристоф, расскажите, где вы учились на художника-эмальера, есть ли какая-то художественная школа, где можно приобрести эту специальность?
- Нет, ни одной школы не существует, и я не уверен, что она нужна. Это очень редкое искусство, и если вы хотите научиться эмальерной миниатюре, то надо найти мастера, который бы учил лично. Это настолько индивидуальное мастерство, что каждый человек, который ему обучается, сам привносит в него часть своей личности. Иначе у него ничего не получится. Что касается меняло миниатюра на эмали меня всегда интересовала, но прежде мне пришлось освоить множество художественных ремесел.
Вначале я закончил академическую художественную школу, то есть изучил классический рисунок. Потом я работал на фарфоровой мануфактуре, где техника росписи во много схожа с эмальерной. Затем я работал в Париже, занимался дизайном флаконов для духов, но потом меня привлекла гравюра, и я поступил на
Jaeger-LeCoultre в качестве гравера. А когда серия
Reverso eclipse стала иметь большую популярность, то Миклос понял, что не успевает все делать, и взял меня в качестве ученика.
- Но если мастеров почти не осталось, как вообще этому искусству удалось сохраниться?
- Не забывайте еще о том, что эта профессия была очень опасна, потому что художники использовали токсичные материалы. Многие просто не успевали выучить последователей, потому что умирали молодыми. Такие мастера, как Миклос, сохранились буквально чудом, но и они не могут брать слишком много учеников.
- А сейчас это по-прежнему опасная профессия?
- Нет, не думаю. Не более чем любая другая, например, работа ученого, ювелира или просто тех, кто сидит за компьютером. Что же касается материалов, то хотя мы и используем те же материалы, что и 500 лет назад, например, для создания голубого цвета берем кобальтовый порошок, для желтого - марганец и так далее, но условия работы стали намного более безопасными, и мы исключаем все токсичные растворители.
- Вы можете описать поэтапно процесс создания эмальерной миниатюры?
- Конечно. Вот перед нами заготовка циферблата. Вы видите, что она золотая, потому что только желтое золото не окисляется и не меняет цвет эмали после обжига.
По периметру цифеблата идет тоненький желобок - собственное изобретение
Jaeger-LeCoultre, чтобы эмаль не перетекала за края пластинки. Эту пластинку мы вначале покрываем гравировкой&
- То есть Champleve?
- Нет, что вы. Это гравировка санрэй (Sunray), мы наносим ее на обе стороны пластинки, чтобы выровнять поверхность. Кроме того, если вы посмотрите на готовый циферблат, то увидите, что
Sunray придает картине некий объем и солнечное сияние. И это тоже ноу-хау
Jaeger-LeCoultre. Затем я наношу на пластинку первый, самый светлый тон и обжигаю. Затем другой цвет - и снова обжигаю. И так, пока не закончу рисунок.
- В Reverse a eclipse выбирают самые разные сюжеты для картин. Например, сейчас вы рисуете пейзаж: а есть ли у вас мастера, которые специализируются на зодиаке или на сюжетах в стиле ню?
- Нет (смеется). Ведь живопись по эмали - это не совсем живопись на холсте. Вы не зовете коллегу, чтобы он нарисовал вам девушку, тогда как вы уже нарисовали деревья. Как я уже сказал, этапы рисунка здесь разделяются по цвету, поэтому закончить замысел может только тот, кто его начал. Но мы всегда помогаем друг другу: например, кто-то один может нанести гравировку на все пластинки, а кто-то другой - покрыть все циферблаты последним слоем. Иначе мы просто не справимся.
- А вы знаете, откуда вообще появилась идея Reverse a eclipse?
- Насколько я знаю, с момента появления коллекции в 1913 году
Reverso уже выпускался с эмальерными миниатюрами на задней крышке специально для индийских магараджей. И теперь мы решили возродить эту традицию. Но мы решили, что эмаль на задней крышке в современной жизни не очень практична и, кроме того, недостаточно дискретна, так появилась идея спрятать миниатюры под специальными шторками на циферблате. Изделие получается очень индивидуальным, как и сама эмальерная живопись по сути.
После первой смерти
Родоначальником этой миниатюры стал французский город Лимож. Два лиможских мастера Пенико (Penicauds) и Реймон (Reymonds) предложили технику нанесения оксидов на уже покрытую белой или черной эмалью поверхность металла с последующим постепенным обжигом, что позволяло создавать несколько схематичные, но все же отчетливые и сложные по композиции рисунки. Лиможские миниатюры использовались для украшения большинства парижских карманных часов XVI века и известны сегодня не меньше, чем лиможский фарфор.
Кстати, именно лиможская эмаль первой добралась до России - в последней четверти XVII века. В этой технике работали мастера-эмальеры Оружейной палаты Московского Кремля, а также Великого Устюга и Сольвычегодска.
Однако звание центра миниатюрной живописи в итоге досталось регионам Луар-э-Ше и Эр-э-Луар и их столице - городу Блуа. Случилось это во многом благодаря войне между католиками и гугенотами.
В результате Нантского эдикта, объявленного Генрихом IV в 1598 году, сотни парижских художников и часовщиков переехали из Парижа и других католических городов в оплот протестантизма Блуа, который таким образом превратился в передовой культурный центр, оппозиционный столице.
Миниатюры на эмали отличаются особой точностью в воспроизведении деталей, портретов, цветов и пейзажей, со временем не деформируются, а краски не тускнеют
Устремился в Блуа и честолюбивый 26-летний ювелир Жан Тутэн (Jean Toutin). Именно он придумал технику живописи по эмали, по качеству и глубине изображения не уступающую письму маслом. Суть ее - в пуантилистской манере нанесения эмали, когда на блестящей, уже обожженной белой поверхности художник создает миниатюрный портрет или пейзаж, нанося с помощью тонкой кисточки (или даже одного волоска) крошечные пунктирные точки цветной эмали.
Затем светлые тона обжигаются в печи, и художник снова наносит рисунок - теперь уже более темные цвета. Таким образом, путем последовательного рисования и обжига автор добивается высочайшей точности изображения и тончайших цветовых нюансов. В самом конце накладывается последний слой прозрачной эмали - так называемый фондан (fondant), который после обжига и полировки придает рисунку мерцающую глубину.
У Тутэна очень быстро появилось множество учеников, которые и составили впоследствии школу Блуа. Среди них такие имена, как Кристоф Мольер, Пьер Шартье, Дюби, а также известный более как художник и чеканщик Исаак Грибелин. В 1622 году Тутэн вернулся в Париж, где постепенно стал приобретать международную известность, оформляя карманные часы французских, немецких и даже английских мастеров. Так миниатюры на крышках и циферблатах перебрались через Ла-Манш, и уже в 1635 году Саймон Хаккет изготовил золотые часы с пейзажем на крышке, выполненном в стиле школы Тутэна.
Газета
Journal des Savants 14 сентября 1676 года писала: Ювелир Тутэн, родом из Шатодана, достиг совершенства в рисовании по эмали, добившись в портретах и исторических сценах искусства, сравнимого с живописью маслом . Правда, признание заслуг школы Блуа к этому времени уже несколько запоздало. Изгнание гугенотов в Швейцарию привело к тому, что центр часового и ювелирного дела переместился в Женеву.
Конец XVII века в принципе можно обозначить как первую смерть миниатюры: после изобретения в 1675 году Кристианом Гюйгенсом маятникового регулятора и баланс-спирали часы стали более точным, а, следовательно, более утилитарным предметом. Появилась минутная стрелка, стекло, мастера все усилия бросили на усовершенствование механизмов. Часы, наконец, начали убирать в специальный карман, а значит, отпала и необходимость в их ярком украшении. Эмалевые картины были почти полностью вытеснены гравировкой гильоше.
Революция и китайцы
Возрождению эмалевой миниатюры способствовало налаживание торговых отношений с Китаем. Китайским императорам до безумия нравились европейские штучки , особенно расписные часы. Коллекция императорского двора, пока ее не разворовали во время Гоминдановских войн, включала тысячи часов, шкатулок и табакерок с эмалевыми миниатюрами. Центром этого искусства в XVII-XIX вв. стала все та же Женева.
Революция и наполеоновские войны вынудили последних оставшихся во Франции мастеров-художников переехать в нейтральную Швейцарию. В этот период в Женеве работали примерно 80 художников-миниатюристов, среди которых такие знаменитости, как Тюрке де Мейнн, Лиотар, Птито и Франсуа Тэнгю.
А крупнейшим мастером XIX века считается Жан-Луи Рихтер, создавший множество миниатюр для швейцарских часовых компаний, в том числе и для самой активной на китайском рынке
Bovet Freres & Cie. Особенно стоит выделить часы с изображениями, носящими эротический характер: такие часы на восточный рынок поставляли
Blancpain и другие известные часовые дома.
Газета Journal des Savants в 1676 году писала: Ювелир Тутэн, родом из Шатодана, достиг совершенства в рисовании по эмали, добившись в портретах искусства, сравнимого с живописью маслом
Наконец, с середины XVIII века в Москве также осваивают школу Блуа: первыми известными живописцами, рисовавшими миниатюрные портреты на эмали, стали Григорий Муссикийский и Андрей Овсов. К 80-м годам XVIII века это становится популярным видом искусства.
В Академии художеств России учреждается эмальерный класс, которым с 1790-го руководил Петр Жарков, чьи работы сохранились до наших дней. В своих произведениях активно использовал миниатюры на эмали и поставщик императорского двора Карл Густав Фаберже.
Второй раз миниатюра умерла с появлением Нового искусства и массового производства. Учитывая, что только одно нанесение рисунка на поверхность в этой технике занимает порядка 250 часов, неудивительно, что подобные изображения могли изготавливаться лишь в штучном варианте.
Кроме того, миниатюры на эмали, хотя и отличаются особой точностью в воспроизведении деталей, портретов, цветов и пейзажей, но малопригодны для изображения вошедших повсеместно в моду абстрактного или импрессионистического рисунка. Одно их преимущество неоспоримо - со временем они не деформируются, а краски не тускнеют. В общем, тогда казалось, что эмальерной живописи самое место только в коллекциях антиквариата.
Хорошо потерянное искусство
Если полистать специализированные антикварные издания еще, скажем, пятилетней давности, то создастся впечатление, что все эмальерные техники считаются сегодня забытыми. Мол, не делают такого больше, и все тут - секрет утерян. Что на самом деле весьма далеко от истины. Технологии и пропорции известны всем, публикуются в журналах и в Интернете.
Утеряно было другое - мастерство. Вот его-то восстановить оказалось труднее всего. Однако часовые марки, поставившие себе задачу в короткие сроки вернуться к истокам, кажется, постепенно исправляют ситуацию, находят и воспитывают мастеров.
Более того, если посмотреть на новые модели, представленные в этом и прошлом году на выставках в Базеле и Женеве, то можно сказать, что эмальерный рисунок на циферблате стал явным трендом (если, конечно, можно употребить слово тренд применительно к единичным экземплярам ручной работы).
Появление работ в технике
Champleve, Cloisonne или
Grand Feu у многочисленных марок, начиная от
Cartier и заканчивая
Milus и
Van Cleef & Arpels, объяснить можно. У этих брэндов они и не исчезали, просто на время засыпали . А вот обилие настоящих миниатюр у марок
Jaeger-LeCoutre, Bovet Patek Philippe и уж совсем далекой от эмальерного искусства Corum вызывает только один вопрос - а где они нашли мастеров? Неужели подняли из могил?
На самом деле секрет эмальерной миниатюры вовсе не был утерян: технология и состав материалов разве что не публикуются в журналах. Как оказалось, пропало другое - мастерство
На самом деле, все действительно довольно печально. Эмальерное искусство - удел энтузиастов и держится в основном на мастерах, которые освоили его самостоятельно, разведав секреты у сохранившихся художников по эмали. (Между прочим, главным специалистом по перегородчатой эмали
Cloisonne в Советском Союзе в 60-е годы был не кто иной, как Зураб Церетели, создававший, правда, в этой ювелирной технике отнюдь не миниатюры, а вполне в своем стиле монументальные фрески.)
Техника довольна схожа с росписью по фарфору, только требует еще более мелкого и точного мазка и значительно большего числа обжигов каждого оттенка. Но никакой специализированной школы или даже курсов во всей Швейцарии и в бывшем центре эмальерной живописи Женеве больше нет. И действующих художников, расписывающих циферблаты, сейчас в стране всего шесть. Что же касается многочисленных эмальерных миниатюр, которые явно не могли за столь короткий срок создать столь мало мастеров, то у марок есть собственные секреты мастерства , позволяющие сэкономить на процессе.
Например, создание шаблона, когда один элемент (например, цветок или птичка) на светлый фон эмали не наносится кисточкой, а просто штампуется. В таком случае обычно видно, что рисунок композиционно простой - настоящий мастер-эмальер до такого никогда не снизойдет. Второй вариант более тонкий: на циферблат наносится тончайшая гравировка
ChampLeve. Она только намечает контуры будущего рисунка, и мастеру все равно приходится многое прорисовывать вручную.
Однако среди истинных ценителей эта техника никак не может сравниться с подлинной миниатюрой, где мастер оперирует только тончайшей кистью и горячей печью. Работа адская, каждую секунду эмаль грозит потечь и испортить десятки часов работы, однако в результате получается вечное изображение с неограниченной художественной ценностью.
Согласно психологическому профилю творческих профессий, художники-миниатюристы - люди очень закрытые, нервные и ранимые, настоящие эскаписты, за микроскопом создающие свой идеальный мир в противовес грубой и некрасивой реальности.
Неудивительно, что таких людей осталось немного, ведь для работы им необходим полный душевный комфорт и спокойствие. Пожалуй, лишь эти мастера и шедевры, которые они кропотливо создают, - это единственное, что сохранилось в часовом искусстве без изменений на протяжении пятисот лет.
Лиза Епифанова
Мои часы №3/2007
